Неточные совпадения
Красивая, здоровая.
А деток не
дал Бог!
Пока у ней гостила я,
Все
время с Лиодорушкой
Носилась, как с родным.
Весна уж начиналася,
Березка распускалася,
Как мы домой пошли…
Хорошо, светло
В мире Божием!
Хорошо, легко,
Ясно н а ́ сердце.
Нет спора, что можно и даже должно
давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно было во всякое
время отнять его от слишком лакомых уст.
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое
время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказательства и сверх того пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным,
дал следующее показание...
…Неожиданное усекновение головы майора Прыща не оказало почти никакого влияния на благополучие обывателей. Некоторое
время, за оскудением градоначальников, городом управляли квартальные; но так как либерализм еще продолжал
давать тон жизни, то и они не бросались на жителей, но учтиво прогуливались по базару и умильно рассматривали, который кусок пожирнее. Но даже и эти скромные походы не всегда сопровождались для них удачею, потому что обыватели настолько осмелились, что охотно дарили только требухой.
Кузьма к этому
времени совсем уже оглох и ослеп, но едва
дали ему понюхать монету рубль, как он сейчас же на все согласился и начал выкрикивать что-то непонятное стихами Аверкиева из оперы «Рогнеда».
Эти поселенные единицы, эти взводы, роты, полки — все это, взятое вместе, не намекает ли на какую-то лучезарную
даль, которая покамест еще задернута туманом, но со
временем, когда туманы рассеются и когда
даль откроется…
Но помощь Лидии Ивановны всё-таки была в высшей степени действительна: она
дала нравственную опору Алексею Александровичу в сознании ее любви и уважения к нему и в особенности в том, что, как ей утешительно было думать, она почти обратила его в христианство, то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его в горячего и твердого сторонника того нового объяснения христианского учения, которое распространилось в последнее
время в Петербурге.
В затеянном разговоре о правах женщин были щекотливые при
дамах вопросы о неравенстве прав в браке. Песцов во
время обеда несколько раз налетал на эти вопросы, но Сергей Иванович и Степан Аркадьич осторожно отклоняли его.
В это
время еще
дама вошла в комнату, и Левин встал.
Кроме того, во
время родов жены с ним случилось необыкновенное для него событие. Он, неверующий, стал молиться и в ту минуту, как молился, верил. Но прошла эта минута, и он не мог
дать этому тогдашнему настроению никакого места в своей жизни.
Нынче в Летнем Саду была одна
дама в лиловом вуале, за которой он с замиранием сердца, ожидая, что это она, следил, в то
время как она подходила к ним по дорожке.
Дарья Александровна между тем, успокоив ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее, как только она выходила. Уже и теперь, в то короткое
время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить: что надеть детям на гулянье?
давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?
Услыхав это, Анна быстро села и закрыла лицо веером. Алексей Александрович видел, что она плакала и не могла удержать не только слез, но и рыданий, которые поднимали ее грудь. Алексей Александрович загородил ее собою,
давая ей
время оправиться.
— Я говорил вам, что не опоздаете, — сказал прокурор в то
время, как Левин посторонился, пропуская
даму.
Меры эти, доведенные до крайности, вдруг оказались так глупы, что в одно и то же
время и государственные люди, и общественное мнение, и умные
дамы, и газеты, — всё обрушилось на эти меры, выражая свое негодование и против самих мер и против их признанного отца, Алексея Александровича.
— Да… нет, — говорил Левин, путаясь в словах. — Как же ты не
дал знать прежде, то есть во
время еще моей свадьбы? Я наводил справки везде.
— Прости меня, но я радуюсь этому, — перебил Вронский. — Ради Бога,
дай мне договорить, — прибавил он, умоляя ее взглядом
дать ему
время объяснить свои слова. — Я радуюсь, потому что это не может, никак не может оставаться так, как он предполагает.
Прения о Флерове
дали новой партии не только один шар Флерова, но еще и выигрыш
времени, так что могли быть привезены три дворянина, кознями старой партии лишенные возможности участвовать в выборах. Двух дворян, имевших слабость к вину, напоили пьяными клевреты Снеткова, а у третьего увезли мундирную одежду.
Я стоял сзади одной толстой
дамы, осененной розовыми перьями; пышность ее платья напоминала
времена фижм, а пестрота ее негладкой кожи — счастливую эпоху мушек из черной тафты. Самая большая бородавка на ее шее прикрыта была фермуаром. Она говорила своему кавалеру, драгунскому капитану...
В это
время дамы отошли от колодца и поравнялись с нами. Грушницкий успел принять драматическую позу с помощью костыля и громко отвечал мне по-французски...
Спустясь в один из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, я остановился, чтоб напоить лошадь; в это
время показалась на дороге шумная и блестящая кавалькада:
дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехал Грушницкий с княжною Мери.
Но в это
время, точно как будто затем, чтобы помочь горю, вошла в комнату молодая курносенькая хозяйка, супруга Леницына, и бледная, и худенькая, и низенькая, и одетая со вкусом, как все петербургские
дамы.
«А мне пусть их все передерутся, — думал Хлобуев, выходя. — Афанасий Васильевич не глуп. Он
дал мне это порученье, верно, обдумавши. Исполнить его — вот и все». Он стал думать о дороге, в то
время, когда Муразов все еще повторял в себе: «Презагадочный для меня человек Павел Иванович Чичиков! Ведь если бы с этакой волей и настойчивостью да на доброе дело!»
Поутру, ранее даже того
времени, которое назначено в городе N. для визитов, из дверей оранжевого деревянного дома с мезонином и голубыми колоннами выпорхнула
дама в клетчатом щегольском клоке, [Клок — дамское широкое пальто.] сопровождаемая лакеем в шинели с несколькими воротниками и золотым галуном на круглой лощеной шляпе.
Губернатор, который в это
время стоял возле
дам и держал в одной руке конфектный билет, а в другой болонку, увидя его, бросил на пол и билет и болонку, — только завизжала собачонка; словом, распространил он радость и веселье необыкновенное.
Фонари еще не зажигались, кое-где только начинались освещаться окна домов, а в переулках и закоулках происходили сцены и разговоры, неразлучные с этим
временем во всех городах, где много солдат, извозчиков, работников и особенного рода существ, в виде
дам в красных шалях и башмаках без чулок, которые, как летучие мыши, шныряют по перекресткам.
В то
время, когда Самосвистов подвизался в лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губернатору
дал знать стороною, что прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику
дал знать, <что> секретно проживающий чиновник пишет на него доносы; секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доносит, — и всех привел в такое положение, что к нему должны были обратиться за советами.
— Есть у меня, пожалуй, трехмиллионная тетушка, — сказал Хлобуев, — старушка богомольная: на церкви и монастыри
дает, но помогать ближнему тугенька. А старушка очень замечательная. Прежних
времен тетушка, на которую бы взглянуть стоило. У ней одних канареек сотни четыре. Моськи, и приживалки, и слуги, каких уж теперь нет. Меньшому из слуг будет лет шестьдесят, хоть она и зовет его: «Эй, малый!» Если гость как-нибудь себя не так поведет, так она за обедом прикажет обнести его блюдом. И обнесут, право.
Но дело в том, что я намерен это следить не формальным следованьем по бумагам, а военным быстрым судом, как в военное <
время>, и надеюсь, что государь мне
даст это право, когда я изложу все это дело.
Дамы умели напустить такого тумана в глаза всем, что все, а особенно чиновники, несколько
времени оставались ошеломленными.
Во
время обедни у одной из
дам заметили внизу платья такое руло, [Рулó — обруч из китового уса, вшитый в юбку.] которое растопырило его на полцеркви, так что частный пристав, находившийся тут же,
дал приказание подвинуться народу подалее, то есть поближе к паперти, чтоб как-нибудь не измялся туалет ее высокоблагородия.
Но, как на беду, в это
время подвернулся губернатор, изъявивший необыкновенную радость, что нашел Павла Ивановича, и остановил его, прося быть судиею в споре его с двумя
дамами насчет того, продолжительна ли женская любовь или нет; а между тем Ноздрев уже увидал его и шел прямо навстречу.
Нужно заметить, что у некоторых
дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в глаза и все вдруг заговорят в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то
время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
— Извини, брат! Ну, уморил. Да я бы пятьсот тысяч
дал за то только, чтобы посмотреть на твоего дядю в то
время, как ты поднесешь ему купчую на мертвые души. Да что, он слишком стар? Сколько ему лет?
Да не покажется читателю странным, что обе
дамы были не согласны между собою в том, что видели почти в одно и то же
время. Есть, точно, на свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна
дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника.
Гостья уже хотела было приступить к делу и сообщить новость. Но восклицание, которое издала в это
время дама приятная во всех отношениях, вдруг
дало другое направление разговору.
В то
время, когда обе
дамы так удачно и остроумно решили такое запутанное обстоятельство, вошел в гостиную прокурор с вечно неподвижною своей физиономией, густыми бровями и моргавшим глазом.
Что думал он в то
время, когда молчал, — может быть, он говорил про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то
время, когда барин ему
дает наставление.
Одна из них нарочно прошла мимо его, чтобы
дать ему это заметить, и даже задела блондинку довольно небрежно толстым руло своего платья, а шарфом, который порхал вокруг плеч ее, распорядилась так, что он махнул концом своим ее по самому лицу; в то же самое
время позади его из одних дамских уст изнеслось вместе с запахом фиалок довольно колкое и язвительное замечание.
Гм! гм! Читатель благородный,
Здорова ль ваша вся родня?
Позвольте: может быть, угодно
Теперь узнать вам от меня,
Что значит именно родные.
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать
Или по почте поздравлять,
Чтоб остальное
время года
Не думали о нас они…
Итак,
дай Бог им долги дни!
Вот
время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы,
Вы, равнодушные счастливцы,
Вы, школы Левшина птенцы,
Вы, деревенские Приамы,
И вы, чувствительные
дамы,
Весна в деревню вас зовет,
Пора тепла, цветов, работ,
Пора гуляний вдохновенных
И соблазнительных ночей.
В поля, друзья! скорей, скорей,
В каретах, тяжко нагруженных,
На долгих иль на почтовых
Тянитесь из застав градских.
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал,
Но он пристрастными глазами
В то
время на нее взирал.
Приехав, он прямым поэтом
Пошел бродить с своим лорнетом
Один над морем — и потом
Очаровательным пером
Сады одесские прославил.
Всё хорошо, но дело в том,
Что степь нагая там кругом;
Кой-где недавный труд заставил
Младые ветви в знойный день
Давать насильственную тень.
Но там, где Мельпомены бурной
Протяжный раздается вой,
Где машет мантией мишурной
Она пред хладною толпой,
Где Талия тихонько дремлет
И плескам дружеским не внемлет,
Где Терпсихоре лишь одной
Дивится зритель молодой
(Что было также в прежни леты,
Во
время ваше и мое),
Не обратились на нее
Ни
дам ревнивые лорнеты,
Ни трубки модных знатоков
Из лож и кресельных рядов.
—
Давай…те, — сказал я в то
время, когда музыка и шум могли заглушить мои слова.
И, не
давая княгине
времени опровергнуть ее слова, она продолжала...
Нет, они не погасли, не исчезли в груди его, они посторонились только, чтобы
дать на
время простор другим могучим движеньям; но часто, часто смущался ими глубокий сон молодого козака, и часто, проснувшись, лежал он без сна на одре, не умея истолковать тому причины.
Они были отданы по двенадцатому году в Киевскую академию, потому что все почетные сановники тогдашнего
времени считали необходимостью
дать воспитание своим детям, хотя это делалось с тем, чтобы после совершенно позабыть его.
Сорвавшийся со степи ветерок
давал знать, что уже немного оставалось
времени до рассвета.
Он усердно тянул ее за юбку, в то
время как сторонники домашних средств наперерыв
давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси ушла, мальчик показал свою руку.
Грэй
дал еще денег. Музыканты ушли. Тогда он зашел в комиссионную контору и
дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно, в течение шести дней. В то
время, как Грэй вернулся на свой корабль, агент конторы уже садился на пароход. К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.